Дмитрий Дмитриевич Васильев.

ДМИТРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ВАСИЛЬЕВ

Председатель Центрального совета (Главный Воевода)
Национально-патриотического фронта "Память"

Имя Дмитрия Васильева ("Дим Димыча", как величают его журналисты)
традиционно связывается в сознании граждан с организацией, именующейся
"Память". Можно сказать, для обывателя фигура Васильева и "Память"
слились в некое неразрывное целое, и не всякий вспомнит, что
"васильевская" "Память" отнюдь не единственная организация с таким
названием, да и возникла она далеко не первой. Такова притягательная
сила личности лидера...

Известно, что "Память" ведет свою родословную от "Общества книголюбов"
Министерства Авиационной промышленности, в начале своей деятельности
(приблизительно с 1980 г.) тесно сотрудничавшего с Московским отделением
Всероссийского общества охраны памятников (ВООПиК). Среди других
организаторов общества были Ким Андреев и Геннадий Фрыгин, которым
принадлежит идея дать обществу название "Память" в честь романа-эссе
Владимира Чивилихина, за который последнему была присуждена
Государственная премия. Новое название было принято в 1982 г., в том же
году "Память" стала именоваться "Любительским объединением "Память"
Дворца культуры Метростроя". Тогдашние мероприятия "Памяти", несмотря на
уже начинающий появляться в них легкий оттенок скандала, в целом носили
просветительский характер, воплощались в творческих вечерах и различных
(довольно мирных) диспутов и было довольно сочувственно встречены
администрацией парткомов, немного растерянной интеллигенцией и
многотиражной прессой (вроде органа парткома, комитета ВЛКСМ и
администрации Метростроя, газеты "Метростроевец").

В 1984 г. любительское объединение "Память" перебирается из ДК
Метростроя во Дворец культуры им.С.П.Горбунова. Именно с этого время
Дмитрий Васильев становится заметной фигурой. 30 ноября 1984 г. во время
посвященного Ф.И.Тютчеву вечера "...В Россию можно только верить" в фойе
ДК им.Горбунова демонстрировалась выставка фоторабот Васильева "Образы
России". Однако славен он стал не своими работами в области фотографии.

Исследователи, изучавшие эволюцию "Памяти", единодушно отмечают, что
именно с именем и деятельностью Дмитрия Васильева связан переход
"Памяти" к борьбе с "масоно-сионистским заговором" и к "антисионистской
пропаганде", к борьбе, которая до Васильева велась подспудно и скрытно,
несмотря на то, что многие в "Памяти" разделяли точку зрения на сионизм
как на идеологию мирового зла и внимательно изучали "Протоколы сионских
мудрецов".

4 октября 1985 г. "Память", прославившаяся к тому времени
распространением доклада В.Жданова и Ф.Углова об "алкоголизации" России,
провела вечер "Москва... как много в этом звуке...", ознаменовавшийся
открытым скандалом. Рассказ об архитектурных утратах Москвы при
советской власти, начатый Дмитрием Васильевым (это было его первое
публичное запомнившееся выступление) и геологом Евгением Пашкиным,
плавно перешел в нападки на чиновников Главного архитектурного
управления г.Москвы, носящих "нерусские фамилии". Поэт Андрей Чернов,
протестовавший против подобного рода выступлений, был выдворен
дружинниками "Памяти" из зала и сброшен с лестницы. Эту дату "Память"
Васильева отмечает теперь как дату рождения НПФ "Память".

Дмитрий Дмитриевич родился 30 мая 1945 года в г. Кирове, его мать,
молодая вдова, находилась в Кировской области в эвакуации.

По словам Дмитрия Дмитриевича, дед его по материнской линии, казацкий
атаман, происходивший из станицы Романовской, был запорот
большевистскими штыками за преданность царю. От Советов же пострадала и
вся родня по отцовской линии. Фамилию отца Дмитрий Дмитриевич держит в
тайне или по крайней мере не афиширует, утверждая однако, что фамилия
отца безусловно славянская, а сам он, Дмитрий Дмитриевич Васильев, не
еврей. В некоторых интервью Васильев утверждает, что он дворянин
(известный певец и член "Памяти" И.Тальков во время одного из вечеров
называл Васильева "болярином", васильевские адъютанты именуют его
"превосходительством", в одной из газетных заметок промелькнуло
сообщение, что Васильев является претендентом на престол, а по мнению
некоторых представителей монархических организаций, он, возможно, даже
объявит себя чудесно спасшимся царевичем Алексеем).

Его детские и юношеские годы пребывают в неизвестности и таинственности.

"Мне в жизни повезло, - рассказывал Дмитрий Дмитриевич, - меня
воспитывали Курбатовы, очень известный дворянский род. Они, очевидно,
знали историю моего происхождения, дали мне прекрасное образование,
поэтому я получил больше, чем человек, окончивший, скажем, три советских
вуза. Меня учили чести, вере, любви к Родине... ". В школе будущий лидер
"Памяти" судя по всему учился плохо (злые языки утверждают, что у
Васильева восьмиклассное образование), что объяснялось, конечно же,
идейными мотивами. "...Повязали мне у памятника вождю хомут на шею, -
вспоминал Васильев, - но почти всегда эту удавку я носил в кармане и
получал двойки и нелюбовь учителей".

После окончания школы Васильев учился в школе-студии МХАТ, по окнчании
которой его призвали в армию. В армии он вступил в комсомол, и об этой
"сделке с совестью" вспоминает с досадой и негодованием: "В комсомол
меня записали в армии. Я служил в Венгрии на передовых рубежах
Отечества, как же можно не быть комсомольцем? Моего согласия не
спрашивали. Забирали, негодяи, по две копейки с солдатской зарплаты".
Полтора года службы из тогдашних трех Васильев провел как актер. Но в
силу каких-то причин дальнейшего развития его актерская карьера не
получила. Вернувшись на гражданку, Васильев понял, что "не сможет играть
ни сталеваров, ни секретарей обкомов", что от этих ролей "ему тошно".
"На меня, - вспоминал он, - возлагал большие надежды Борис Ливанов, но
он вскоре умер. Во МХАТ пришел Ефремов. Начался вульгарный бытовизм, и
мне не захотелось. Я никогда не любил начальников над собой, всегда
выбирал, где их поменьше". Близкое знакомство с театром, однако,
бесследно не прошло. Н.Ларин в помещенной в журнале "Столица" статье
отметил: "Эстетика в "Памяти" необыкновенно важна. В сущности, все их
движение чисто театральное, художественное. Даже их "программа" - это
ведь, на самом деле, не какая-то там политическая стратегия, тактика, не
унылые, чисто европейские рассуждения. Нет - это белые стихи, некая
песнь в прозе, и еще один штрих, дополняющий общую картину... В этом
преимущество "Памяти" - законченная художественность, своя эстетика...".

Итак Васильев, бывший, по его выражению, "какое-то время, как любой
советский человек,.. шалопаем", актером не стал (хотя в 1984 г. снялся в
роли П.А.Столыпина в фильме С.А.Герасимова "Лев Толстой"), но занялся
художественной фотографией и на этом поприще преуспел куда больше:
устраивал персональные выставки, получал лауреатские дипломы и
публиковал свои работы в различных изданиях (по словам их автора, таких
публикаций насчитывается около 70). Судьба свела Васильева с известным
художником Ильей Глазуновым, у которого Дмитрий Дмитриевич работал
помошником и секретарем. Пути их разошлись после того, как прославленный
Глазунов, живой классик, отказался защитить Васильева во время разноса,
устроенного в кабинете тогдашнего руководителя Центрального телевидения
Лапина по поводу фильма об И.Глазунове, к работе над которым Васильев
имел отношение, и некоторые "уникальные кадры" которого вызвали
раздражение властей. По словам Васильева, Глазунов в процессе словесной
экзекуции (Дмитрия Дмитриевича обвиняли в том, что он является "главарем
молодежных террористических групп и махровым националистом") выглядел
эдаким "непотопляемым авианосцем" и молчал даже тогда, когда получил от
Васильева прошедшую через весь длинный казенный стол записочку, текст
которой состоял из единственного, но емкого слова "Иуда!". После этого,
как отмечали некоторые журналисты, "ни о какой душевности в отношениях
двух патриотов России и речи быть не могло", а попросту говоря, Васильев
несколько раз публично заявил, что многие работы Глазунова - суть
переведенные на холст и увеличенные фотографии и слайды самого
Васильева, что он, Васильев неопровержимо может доказать, а сам Глазунов
никто иной как "слуга масонов". Ни одно из этих заявлений Глазуновым
публично опровергнуто не было.

Фактическим руководителем "Памяти" Васильев стал в тот момент, когда на
посту Председателя Совета Е.Бехтереву, получившую инвалидность после
жестокого избиения на улице 25 октября 1985 г. (на почве ревности, по
утверждению следствия, в результате террористического акта сионистов, по
утверждению Васильева), сменил рабочий-коммунист Ким (Аким, Иоаким)
Андреев, попавший, как утверждали, под влияние Васильева ("...Не может
не удивлять, - писал А.Черкизов в "Советской России" 18 июня 1988 г., -
поведение коммуниста, председателя московской "Памяти" Кима Андреева,
который принял роль услужливого адъютанта при демагоге и авантюристе
Васильеве...").

Сам Васильев пришел в "Память" в конце 70-х годов. На вопрос об идейной
эволюции, приведшей его в "Память", отвечал каламбуром: "Я всегда был в
памяти, дело в том, что никогда не являлся кандидатом в дурдом, поэтому
память всегда была со мной". Став членом "Памяти", Дмитрий Дмитриевич
обнаружил, что "во фронт внедрено много стукачей, провокаторов. Более
того, увидел, что этот организм специально создан для дискредитации
движения. Пришлось потратить много сил для возрождения и очищения
"Памяти".

С приходом Васильева на пост секретаря "Памяти" усилилась ее
пропагандистская деятельность. Группа, сложившаяся вокруг него,
организовывала различные вечера (в основном в ДК им.Горбунова),
записывавшиеся на магнитофон, записи потом распространялись. "Память"
(вернее группа Васильева) становилась все более известной, у нее
появлялись сторонники в различных городах России. Взгляды Дмитрия
Дмитриевича в те годы сочетали в себе вещи, многим казавшиеся плохо
совместимыми. Журналисты Г.Алимов и Г.Лынев, весной 1987 г. посетившие
квартиру Д.Васильева, оставили следуюдщее ее описание: "Квартира, где
происходил наш разговор, напоминала музей. По стенам иконы, картины,
старые фотографии, включая царских особ и Столыпина - да-да, того
самого, оставившего о себе память "галстуками"-виселицами. На столе том
В.И.Ленина, раскрытый там, где напечатано письмо о необходимости строже
наказывать бюрократов. От гнева против бюрократов-коммунистов в комнате,
кажется, сгущался воздух...". Тогдашний Васильев любил ссылаться на
Ленина (это было время "перестройки") и Маркса. Обычно цитата из того
или другого классика становилась отправной точкой, основой, на которую
нанизывались высказывания, к упомянутой цитате имевшие не всегда прямое
отношение. В своих речах Васильев сам себя именовал по-разному:
представлялся он и как "беспартийный большевик-ленинец", и как "истинно
верующий человек".

"Память", по его словам, была до поры до времени "скромной нафталиновой
организацией, которая посвящала себя доброму делу восстановления
различных памятников старины. Пока мы с лопатами, ломами и носилками
занимались восстановлением одного памятника, двадцать других в это время
разрушалось. В один прекрасный день нам это надоело. Возникла
необходимость понять, что же такое происходит в нашей стране...".

6 мая 1987 г., в день Святого Георгия Победоносца "Память" первой из
нарождавшихся "неформальных" политических групп провела в Москве
несанкционированную демонстрацию с требованием прекратить работы по
сооружению монумента Победы на Поклонной горе, поставить на ней памятник
по проекту члена "Памяти" В.Клыкова и, наконец, предоставить "Памяти"
официальный статус. Демонстрация имела широкий резонанс, поскольку
некоторых ее участиков принял первый секретарь МГК КПСС Б.Н.Ельцин,
чутко прислушивавшийся к чаяниям народным, сходу заявивший
аплодировавшим ему (в их числе был и Васильев): "Вот, опять
аплодисменты! Давайте отвыкать от "вождизма". Вы просили встречи - и я
приехал. Чтобы говорить на равных". Первый секретарь пообещал сократить
приток в Москву лимитчиков, разобраться с прохождением писем, бороться с
бюрократическим аппаратом, активизировать борьбу с пьянством, а о
регистрации общества "Память" - подумать. (К слову сказать, НПФ "Память"
и по сей день не зарегистрирован.) "Как говорится, до новых встреч!" -
сказал на прощание первый секретарь, а освещавший встречу корреспондент
"Московских новостей" добавил пророчески от себя: "Когда и по какому
поводу будут эти встречи - гадать не стоит. Жизнь подскажет. Та самая
жизнь, которая требует искать нестандартные подходы для решения
неотложных задач".

В конце 1987 г. Васильев, по мнению некоторых его соратников, стал
проявлять "диктаторский стиль руководства", взял курс на конфронтацию с
властями, перешел с позиции "беспартийного большевика" на позиции
монархические. Окончательный разрыв между соратниками назрел в тот
момент, когда группа И.Сычева без ведома Васильева решила установить в
селе Радонеж памятник Преподобному Сергию работы Клыкова.

Недовольство друг другом перешло в раскол, в результате которого в мае
1988 г. образовались Патриотический союз "Россия" (И.Сычев), Русский
культурный центр (Т.Пономарева) и НПФ "Память" с Васильевым фактически
во главе. Не успело отгреметь эхо этих битв, как в "Памяти" произошел
еще один раскол, связанный с именем Н.Филимонова, группа которого в
октябре 1988 г. сумела под шумок даже исключить самого Дмитрия
Дмитриевича из рядов Национально-патриотического фронта. В ответ на эти
происки Центральный Совет НПФ "Память" 3 ноября 1988 г. принял обращение
"Авторитет вождя" с призывом сплотиться вокруг "ВОЖДЯ-ОТЦА" Д.Васильева.
В документе объявлялось, что по рекомендации Иоакима Андреева Васильев
избран главой "Памяти", перечислялись его заслуги в деле торения путей
"к открытому политическому самовыражению народа", в деле наглядной
демонстрации "реальной угрозы мирового сионизма", во вскрывании
"механизма разжигания национальной вражды и антисемитизма, которым
пользуется руководимая сионистами пресса Востока и Запада". Досталось,
разумеется, "суррогатам "Памяти", "марионеточным руководителям
несуществующих "патриотических движений", в число которых попали "П-1,5"
братьев Поповых, "П-2" Сычева и Пономаревой, "П-3" Риверова и Лысенко в
Ленинграде и "психиатрическая" "П-4" доктора-психиатра Филимонова".
"Сколько их, подсадных уток еще будет?" - патетически вопрошало
обращение. Отношение самого Васильева к "разрушителям единства" стало
резко отрицательным, а высказывания в их адрес - грубыми и прямыми: "
сущесвует "Память". Она провозвестница... Другое дело, что со временем
стали появляться самозванцы. Например, Сычев, который собрал свою группу
и выступает от имени "Памяти", не имея на то ни малейших оснований...
Таких провокаторов можно еще перечислять и перечислять. Группа
Пономаревой, группа Филимонова. Под знаками "Памяти" собирают у народа
пожертвования, а потом пропивают в ресторанах... Смирнов-Осташвили -
типичный провокатор. я не удивлюсь, если узнаю, что он имеет к масонству
прямое отношение и состоит в "Апреле" (на собрании писательского
объединения "Апрель" группа Осташвили устроила дебош, за что ее
руководитель попал под суд, был приговорен к заключению и через
некоторое время обнаружен повесившимся в камере - авт.)... Осташвили
никогда не имел отношения к "Памяти". Он самозванец. Позже я понял,
откуда он появился - из ЦК КПСС".

1988 год был ознаменован работой в "массах". 22 января в ДК ЗИЛа
состоялась встреча с рабочими, на которую Васильев и его сторонники
явились в черных майках с изображением набатного колокола. Предложение
заводчан совместными усилиями отреставрировать Симонов монастырь и
устроить в находящейся на заводской территории часовне музей героев
Куликовской битвы Пересвета и Осляби было отвергнуто, разговора не
получилось, рабочие были разочарованы, "поддакивать требованиям" не
захотели и даже написали по этому поводу открытое письмо в газету.

В феврале Васильев в качестве зрителя участвовал в судебных процессах,
которые вела газета "Советская Россия" с "излюбленными лекторами" (в
некоторой степени - идеологами) "Памяти" Е.Евсеевым, В.Бегуном и
А.Романенко. В набитом до отказа зале, где можно было видеть и
"болельщиков", выкрикивавших что-то и комментировавших ход процесса, и
автора знаменитой книги "Десионизация" Емельянова в майке с самодельной
надписью к этой самой "десионизации" призывающей, в перерывах Васильев
прогуливался с открещивавшимся во время заседаний от всякого знакомства
с "Памятью" Евсеевым, за плечи обнимал и называл его "Женей".

31 мая 1988 г. на собрании в Донском монастыре "Память" решено было
именовать по- новому, в названии появилось слово "фронт", а летом 1988
г. центр активности НПФ "Память" и самого Васильева переместился в
Ленинград, где было проведено несколько митингов, собравших множество
людей и несколоко тысяч подписей под обращением в адрес XIX
партконференции с требованием ликвидировать "засилье евреев в жизни
страны".

Но еще зимой 1988 г. в том же Ленинграде в ленинградском университете
им. А.Жданова прошла научно-практическая конференция, оставившая в
памяти ее участников неизгладимый след. Во время дискуссии по научным
докладам в разных местах зала оказались "небольшие группки мужчин далеко
не студенческого возраста", обращавшие на себя внимание бурной реакцией
на "скользкие" фразы иных ораторов, и, наконец, на трибуне появился
некто в гриме, который "под гул растерявшейся от неожиданности аудитории
сорвал с себя парик, накладную бороду и усы". (Васильев (а это был он) в
это время неоднократно заявлял, что его, борца за гласность, найдут
однажды с проломанным черепом, а потому-де он вынужден скрываться, меняя
внешность). Таким образом, отметили журналисты, Д.Васильев "обнажил
подлинное лицо "Памяти" в прямом и переносном смысле".

А летом того же года Васильев принял участие в митингах в Румянцевском
сквере на Васильевском острове. Митингов было несколько, проходили они
несколько дней, немало смущая местное партийное начальство. Васильев
прибыл, чтобы выступить на последнем, пятом митинге с заявлениями в
частности о том, что чернобыльский взрыв был подготовлен вражескими
силами, оповестившими об этом мир за две недели до катастрофы, поместив
в новосибирской газете тайный знак...

1988 год был отмечен еще одним знаменательным эпизодом - вызовом
Васильева в КГБ в связи со слухами (распространившимися накануне
1000-летия крещения Руси, подхваченными и прессой, публиковавшей
интервью с различными чинами из МВД, заявлявшими, что органы "сделают
все от них зависящее...") о предстоящих еврейских погромах. 28 мая на
черной "Волге" Васильева отвезли на Кузнецкий мост. "Там, - рассазывал
он, - начинают расспрашивать: "Как вы себя чувствуете?" Я говорю: "Я
что, в поликлинику попал?" Они смеются. Начинают дифирамбы петь: "Вот,
вы такой-сякой, делаете такое полезное дело, мы вас так уважаем." Потом
вдруг дают какую-то бумагу: "Подпишите протокольчик". А в бумаге
написано: "Вы предупреждаетесь, что занимаетесь антиобщественной
деятельностью", а ниже все строчки пустые. Я говорю: "Вы ничего не
перепутали? Сейчас ведь не 37-й год? И вообще я должен вас предупредить,
что если я не выйду отсюда через час, то через пару часов здесь на улице
будут стоять полторы тысячи человек".

Как только Васильева отпустили, он подал в Мосгорсуд иск на сотрудника
КГБ Юрия Задорнова, правда, ответчик на заседание суда не явился, и под
этим предлогом в иске Дмитрию Дмитриевичу вскоре вообще отказали.

Тогда же к Васильеву (и это фиксировалось на видеопленку) приходили
старые и молодые евреи, желавшие принести себя первыми в жертву во имя
еврейского народа. Дмитрий Дмитриевич наставлял их: "Ребята, неужели вам
в двадцатом веке не стыдно в такой дремучей темноте жить? Возвращайтесь
в Малаховку и передайте своим евреям, чтоб они не валяли дурака, что
чиркнутая спичка может вызвать большой пожар"... "Они, - рассказывал
Васильев - ушли успокоенные, даже какие-то просветленные".

К слову сказать, во всех своих интервью Дмитрий Васильев всячески
открещивается от обвинений в антисемитизме. "как мы можем выступать
против евреев, - заявил Васильев в интервью газете "Аргументы и факты",
- если большая часть наших людей верующие, а большая часть апостолов
были иудеи!" "Я люблю арабов, - говорил он не раз, - у меня масса друзей
среди них... Арабы - основная семитская группа, как же я могу быть
антисемитом?" В антисемитизме, считает Васильев, "обвинять надо и самого
Маркса, который... написал: евреи - это лобковые вши, которые
распространяются на теле больного общества. А Ленин, будучи полукровкой,
вообще не считал евреев ни народом, ни нацией". При всем этом Васильев
считает себя "крутым антисионистом", а социализм и коммунизм -
"сектантством иудаизма". "Я не выступаю против еврейской культуры, всего
народа. Я против тех, кто губит Россию, - говорил он, - Сюда я причисляю
и сволочей русских, которые предали и продали Родину. Они должны в
первую очередь получить по морде. Недаром говорят: бей своих, чтобы
чужие боялись". Главный же враг, по мнению Дмитрия Дмитриевича, это
интернационализм, "являющийся прибежищем политических шлюх".

В 1989 г. Васильев развернул активную борьбу против избрания народными
депутатами СССР представителей, по его терминологии, "желтых" сил:
Д.Гранина, Е.Яковлева, В.Коротича, Г.Бакланова, А.Абалкина, Т.Заславской
и многих других. Академик Д.С.Лихачев, по мнению Васильева, также
пособник сионистов.

В сентябре 1989 г. НПФ "Память" открыто принял монархические лозунги.
Васильев считает, что монархия "вмещает в себя иерархию небесной
структуры", и что "при царе Россию населяло более ста народов, и была
гармония, а хаос в Россию принесли инородческие элементы".

Новый импульс монархизму Васильева придал "августовсий путч" 1991 г. и
падение "коммунистического режима". Тогда Дмитрий Дмитриевич поддержал
указ Ельцина о "департизации", заявив, что указ этот "хоть немного
стабилизирует наше общество", хотя, узнав о событиях в Москве, подумал:
"скорпионы в банке грызуться" и происходившее назвал "фарсом". Крах СССР
Васильев воспринял отрицательно: ведь во время референдума о судьбе
Союза члены его организации выступили за сохранение СССР, понимая его
как единую и неделимую Россию. Но Союз был разрушен, и Васильев оказался
в своеобразной оппозиции режиму, об опасности которого еще в мае 1991 г.
предупреждалось в открытом письме в адрес ЦК КПСС, райкомов, исполкомов,
КГБ, МВД и прокуратуры, подписанном и от имени НПФ "Память": "Все вы
прекрасно понимаете, кого объявят ответственными, если в ближайшее время
не будет принято решительных мер по защите Отечества от внутренних и
внешних врагов..." "Внутренним врагом" именовалась Межрегиональная
депутатская группа, сторонники которой после "августа" праздновали
победу. Антикоммунисту Васильеву у новой власти нечего было расчитывать
на вакансии.

Ситуация для Дмитрия Дмитриевича в это время складывалась непросто. В
1990 г. "Память" очередной раз раскололась - от Васильева ушел член
Совета "Памяти" А.Баркашов, увлекший за собой многих. Васильев оказался,
как отмечали наблюдатели, в фактической изоляции из-за образования
большого числа даже более многочисленных, чем НПФ, организаций.

Однако Васильев духом не пал. В 1991 г. была официально зарегистрирована
газета НПФ "Память", начала ежедневно выходить в эфир собственная
радиостанция.

Наступившую "демократию" Дмитрий Дмитриевич не принял, демократический
образ правления считал (и, вероятно, считает) "лживым, лицемерным,
недейственным, предполагающим существование тайной власти", в адрес
президента и правительства России на митингах "Памяти" (Васильев после
некоторого перерыва возобновил митинги и начал выходить на них в 1992
г.) звучала критика, сравниваемая иными журналистами с "ушатами грязи".
Власти смотрели на Васильева как на экстремиста, называющие себя
"патриотическими" организации не считали его своим и не пригласили в
московский кинотеатр "Россия" на Конгресс гржданских и патриотических
сил (8 - 9 февраля 1992 г.), о котором Дмитрий Дмитриевич отозвался
так: "Надо еще разобраться, что это за конгресс, и кто им дал право
называться патриотическими силами".(Тем не менее демократическая пресса
использовала для дискредитации Конгресса скандал, учиненный на нем
Васильевым, которому не дали слова). Среди лозунгов на возобновившихся
митингов "Памяти" красовался и такой: "Бездельники руководят Россией", а
в публичных выступлениях лидер Национально-патриотического фронта
рассказывал о "распродаже России жидовским коммуно-демократическим
режимом". (К коммунистической идее Васильев начал относиться резко
отрицательно, себя считает ярым антикоммунистом и предает анафеме
бывшего своего соратника Баркашова, сошедшегося с Анпиловым.
"Коммунистов надо судить! - заявлял он, - Должен быть суд над
коммунистами, и прошлыми, и нынешними"). После резких заявлений Ельцина
Васильев, по его словам, готов был требовать извинений через суд, однако
до этого дело не дошло.

Зато судебных процессов и иных акций против различных газет Дмитрий
Васильев провел немало.

Взаимоотношения с прессой складывались у него всегда не лучшим образом,
а отношение его к пишущей братии всегда было неоднозначным. "Если бы
журналисты, - сказал он однажды, обращаясь к одному из них, - честно
исполняли свой долг и служили Отечеству, а не тем, кто им платит, то,
наверное, в мире было бы меньше бед. Люди вашей профессии иногда могут
сделать больше вреда, чем танки". В другой раз Васильев заметил: "Не
вижу ничего противоправного в том, что читатели пришли в газету
поделиться своим мнением по поводу некоторых материалов". Речь в этом
случае шла о знаменитом семиминутном "налете" на редакцию газеты
"Московский комсомолец" 13 октября 1992 г. в разгар подписной компании,
нагнавшим страху на журналистов и некоторых работников московской мэрии
(заместитель главного редактора "МК" Лев Новоженов рекомендовал своим
сотрудникам быть особо осторожными при подходе к своим домам и редакции,
но отвергал, правда, идею раздать журналистам газовые балончики,
философски замечая, что "они ("Память") затолкают этот балончик вам в
глотку"). Как сообщали некоторые газеты (под ненавязчивой рубрикой:
"Обещают погром"), утром на дверях ИПК "Московская правда" была замечена
листовка с изображением сапога со свастикой, обещавшая расправу над
"жидо-масонами из "Московского комсомольца", а в одиннадцать утра на
редакционной планерке появились "молодчики" из "Памяти", потребовавшие
немедленно раскрыть псевдонимы сотрудников редакции и публично
извиниться перед "Памятью" за некоторые публикации. За разъяснениями
несколько журналистов (в частности корреспондент "Труда") немедленно
отправились к Васильеву, который объяснил, что состоявшаяся акция -
вынужденная, поскольку исковое заявление газете, публикующей
"оскорбительные материалы", судом отклонялись, а "МК" продолжает "сеять
национальную вражду" и оскорблять "наше национальное достоинтсво в
определенных статьях". (Оскорбления эти и впрямь принимали вид
необычный. так один из исков в суд был напрвлен после того, как в
первоапрельском номере "МК" была помещена заметка о том, что некий
"памятник Василий Дмитриев" на одном из митингов так размахался шашкой,
что нечаянно сделал себе обрезание). Скандал разгорался. Президент
Российской Федерации Б.Ельцин в беседе с министром внутренних дел
В.Ериным и министром безопасности В.Баранниковым прямо распорядился
"решительно и быстро разобраться со случаем нападения на газету и
принять к виновным в соответствии с законом строгие меры". Представители
же "Памяти" в свою очередь направили телеграмму в московскую мэрию и
Моссовет, в которой между прочим указывалось, что некоторые депутаты,
симпатизирующие "Московскому комсомольцу", принадлежат к сексуальным
меньшинствам, "о которых так подробно пишет эта газета", а Васильев
заявил, что собирается предъявить мэру и правительству Москвы иск о
нанесении материального ущерба на 100 млн. рублей, поскольку "Память"
имеет коммерческие структуры, и именно из-под них "так называемая
демократическая общественность пытается выбить табурет". История эта
имела впоследствии продолжение, непосредственно же после "события"
прокуратура возбудила уголовное дело, Николай Детков, зачитывавший на
редакционной планерке "ультиматум", попал под суд (суда сам Васильев,
безусловно, хотел и, не скрывая этого, заявлял: "Бороться мы уже начали,
но только в рамках закона. Если дойдет дело до суда - так нам этого и
надо."), а Дмитрий Дмитриевич получил возможность поиздеваться над
властями: в день истечения срока "ультиматума" возле входа в редакцию
"МК" курсировал автобус с омоновцами, так и не дождавшимися никого из
"Памяти", а следственной группе, прибывшей с ордером прокуратуры
Краснопресненского района обыскивать квартиру Васильева (та же квартира
является и штаб-квартирой "Памяти", в ней расположены типография и
радиостанция организации), был дан "от ворот поворот", Васильев заявил,
что "квартира является его частным владением, а никаких обвинений ему
предъявлено не было", а присутствие большого числа журналистов
окончательно заставило стражей порядка смутиться и отступить, Дмитрий же
Дмитриевич вдогонку потребовал от Б.Ельцина и Ю.Лужкова в направленных в
их адрес телеграммах публичных извинений за "нанесенные ему и его
соратникам оскорбления, содержащиеся в известных заявлениях Бориса
Ельцина и пресс-центра мэрии", и несколько позднее (в январе 1993 г.) у
стен Белого Дома на фоне горящих факелов и полощущихся знамен провел
митинг в поддержку арестованных офицеров "Памяти" против "оболванивающих
русский народ" средств массовой информации, а "Московский комсомолец",
бывший и до этого самой многотиражной московской газетой, успешно
использовав скандал, получил дополнительных подписчиков.

Одно из пристрастий Дмитрия Васильева - тяжбы с различными средствами
массовой информации, которые он то ли благодаря безошибочному чутью
грядущего результата, то ли из-за впечатления, производимого на судей
нетривиальностью предъявляемых исков - по крайней мере не проигрывает.
Пик активности в судебных тяжбах пришелся на первую половину 1993 г.,
когда Васильев подал в суд сначала на "Международную еврейскую газету"
(в январе), а затем (в апреле) - на нижегородскую газету "Ленинская
смена".

В первом случае исковое заявление о взыскании с "Еврейской газеты" 20-ти
миллионной компенсации "за моральный вред" последовало в связи с тем,
что упомянутая газета опубликовала перечень изданий, являющихся, по ее
мнению, антисемитскими, куда редактируемая Васильевым газета "Память"
попала под номером 23 за публикацию (как объясняли в "Еврейской газете")
"печально известных "Протоколов сионских мудрецов". Поскольку же сам
Васильев антисемитом себя не считает, потребовались извинения и
материальная компенсация. Некоторые издания, впрочем, откомментировали
эту тяжбу в том смысле, что Васильев недоволен тем, что его газета
"Память" оказалась лишь на 23 месте... Как бы то ни было, дело отложили
в связи с назначенной экспертизой, которая должна была дать ответ,
является ли "Память" антисемитским изданием...

"Ленинская смена" оскорбила уже самого Дмитрия Дмитриевича, обвинив его
(накануне визита лидера "Памяти" в Нижний) в различных "измах", в том
числе в шовинизме, нацизме и антисемитизме. На этот раз судейские
чиновники проявили завидную расторопность, иск Васильева был
удовлетворен, и редактор молодежной газеты должен был выписывать для
уплаты по приговору суда 100 тыс. рублей, мрачно размышляя о
необходимости повышения цены подписки на второе полугодие. Злые языки,
вернее перья, утверждали, что все эти тяжбы - ничто иное как средство
поправить материальное положение васильевской организации.

С телевидением отношения у Дмитрия Дмитриевича еще более натянутые.
Однажды на вопрос о том, какие программы ТВ он предпочитает, Васильев
ответил, что смотит только выпуски новостей. Остальные же программы
получили такую оценку: "Мерзость, именуемую телевидением, спокойно
смотреть нельзя, это метастазы, они могут проникнуть в мозг, а я
стараюсь держать его стерильным... Я не дурак, не сумасшедший, не
плебей. Думаю, в Риме просто отсекли бы голову тем, кто осмелился бы
показать то, что демонстрируется по нашему телевидению... Из этого ящика
какой-то ужас льется - примитив, похабень, порнография, издевательство
над человеческими чувствами..."

Уже к февралю 1992 г. Васильв сменил "образ врага". Оскорбленный тем,
что власти позволили провести в Кремле праздник Хануки хасидам, которые
незадолго до этого устроили погром в Библиотеке им.Ленина и ,по словам
Васильева, "испражнялись на ковер, оставляли свои фекалии и мочу в
святыне, избили смотрителя, глумились над милиционером", он главного
врага, против которого направлены усилия ("хлопоты") "Памяти", обозначил
именем "хасиды", поскольку слово "жид" многих коробило, термин
"сионисты" "коммунисты заездили", а "масоны" действуют скрытно, и
угроза, от них исходящая, народу не всегда видна. 15 февраля 1992 г. в
московском кинотеатре "Урал" на собрании НПФ "Память" Дмитрий Васильев
заявил: "В Кремле засели хасиды. Мы должны выбить их оттуда. Мы уже
подготовили бревна (для выбивания ворот), осадные лестницы. Мы выяснили,
где Кремлевская стена ниже всего. Впереди пойдут альпинисты..."

Штурм Кремля по каким-то причинам не состоялся, но все узнали, что к
"сидящим" в нем Васильев теплых чувств не питает. Упоминавшиеся выше
обращения в адрес президента Ельцина это мнение, казалось, только
укрепили. И громом среди ясного неба прозвучали слова Дмитрия
Дмитриевича, осудившего коммунистов-организаторов первомайских (1993 г.)
московских беспорядков, названых "коммунистической провокацией против
Бориса Ельцина". Сбылось реченное когда-то: "встреча" Ельцина и "Памяти"
состоялась. Те, для кого это было неожиданностью, очевидно,
невнимательно вчитывались в лозунги "Памяти", среди которых был и такой,
с виду совершенно монархический: "После падения большевизма только царь
спасет Россию от нового партийного рабства". Шок от неожиданности
васильевского заявления был столь велик, что произошло подлинное чудо:
"Московский комсомолец", еще недавно грубо попираемый сапогом
"памятников", на первой полосе поместил интервью с Васильевым,
получившим возможность подробно высказаться по поводу коммунистов и их
"эсеровско-большевистских акций" и заявившим: "Мы, как монархисты,
выступаем за сильную державную власть, за президентство. Если президент
дает свободу слова - я с ним, если президент выступает за частную
собственность - основу основ, то я с ним, если он выступает за введение
собственности на землю - я с ним... В настоящее время сильная
президентская власть просто необходима, чтобы спасти нас от
катастрофы..." (При этом Васильев не отказывался вовсе от своего
высказывания о том, что когда перед ним, Васильевым, "откроются
кремлевские ворота, в Кремле будет ставка Государя. Как было").

Журналист радио "Свобода" Марк Дейч, автор объемной разоблачающей
"Память" книги, уныло заметил: "Не знаю, нуждается ли Борис Николаевич в
такой поддержке, разве что по принципу "Враг моего врага - мой друг", а
Васильев меж тем провел у себя на квартире подробно освещенную ИТАР-ТАСС
пресс-конференцию, где заявил, что все члены "Памяти" не только
голосовали за Ельцина на референдуме, но и вели в его поддержку большую
агитационную работу. Пресс-конференция, как выяснилось вскоре, была
проведена при активной поддержке близкого Ельцину главы Федерального
информационного центра Михаила Полторанина, затребовавшего на нее
съемочную группу из "Останкино" и таким образом нарушившего, как
отмечали наблюдатели, собственные неоднократные заверения о
невмешательстве ФИЦа в дела средств массовой информации.

За всем этим как-то позабылось, что с 1991 г. "Память" официально
объявила себя организацией "монархо-фашистской" ("фашизм" Васильев
понимает как итальянский аналог "соборности"). Взгляды Васильева
претерпели за его жизнь определенную эволюцию, им же самим и намеченную.
Раньше был он "очарован "Черным интернационалом", но разобрался и понял,
что это "национал-коммунисты". Теперь Васильев называет себя "фашистом"
и "черносотенцем": "Я люблю это слово - связка, единство, пучок. Я -
фашист, русский фашист, ничего страшного в этом нет. Если хотите, я
монархофашист, соединеие нации во имя монархии - это прекрасно. Но не
нацист, не национал-социалист, это уже сфера коммунистической
идеологии...", "только безграмотный человек боится слова "черносотенцы",
думая, что это какие-то погромщики. Нет, черная сотня - народное
ополчение, возглавляемое воинами-чернецами. Когда княжья дружина не
справлялась с врагом, в бой вступала черная сотня и побеждала..."

Вероятно, по аналогии с одеянием "чернецов" офицеры "Памяти" одеты
обычно в черные мундиры с погонами, причем пагоны васильевского мундира
поразительно напоминают погоны генерала царской армии. Любовь к
полувоенной атрибутике сочетается у Дмитрия Васильева с многочисленными
высказываниями о "вооруженном миролюбии" "Памяти" (его лозунги - "За
оружие берется только слабый", "Союз веры, оружия и любви - это наша
общая победа!" "...Пусть это прозвучит нескромно, я считаю себя сильным
и умным. Поэтому стараюсь убивать словом и разумом. Вот если попрут с
оружием..."), о том, что "национально-патриотический фронт в юбках
ходить не собирается", и о неприязни к тем его членам, у которых "кулаки
чешутся".

Эйфория вокруг его имени не отучает от осторожности. "Мы живем, -
говорил Васильев о себе и соратниках своих - за колючей проволокой в
оккупированной зоне, и я не собираюсь раздеваться перед захватчиками..."
жена и мать Васильева, по его мнению, погибли от рук "врагов" (органов
КГБ): "Маму медицинским путем убрали. У меня есть доказательства.
Спровоцировали инсульт. Появился врач, который никогда не работал в
нашей поликлинике, и сам, без вызова предложил обследование. А я был в
командировке. Маме выписали то количество лекарств, которое вызвало
излом сосудов. Жену же просто по голове ударили, она восемь дней в
квартире пролежала, и ничего, заметьте, не украли, хотя было что". В
январе 1991 г. в квартире Васильева вспыхнул пожар от подложенного, по
его словам, в отсутствие хозяев пиротехнического устройства. Жертв не
было, злоумышленников поймать не удалось. Мельком упоминал Васильев и о
покушении на него ( "...меня подкарауливали у подъезда с ножом, пытались
воткнуть в горло. Уголовщина?") и заявлял, что эти "сложности" начались
после известного вызова в КГБ и предупреждения об "антиобщественном
образе жизни", что было сделано по указанию тогдашнего члена Политбюро
Александра Яковлева, "чудовищного русофоба, купившего себе биографию".

Дмитрий Васильев - человек верующий, считает, что "возрождение России
есть составная часть возрождения христианства". Христианин, по его
мнению, "не должен унывать. Уныние - грех. Все в руках Господа..."
Прежде он часто посещал церковные службы, отношение же его к Русской
православной церкви непростое.

Известно, что достаточно близки были к Васильеву священники Олег Стеняев
(именно он благословил акцию против "Московского комсомольца" и принял в
ней участие) и Алексий Аверьянов - оба клирики Российской православной
свободной церкви, подотчетные Русской Православной Церкви за Рубежом
(РПЦЗ), называемой также Карловацкой Церковью. В июле 1992 г. "Память"
отстаивала - против общины и назначенного Московской Патриархией
священника, - Марфо-Мариинскую обитель для РПЦЗ, чем несказанно удивила
журналистов, считавших, что НПФ "Память" выступает за все "исконно
русское", а в феврале 1993 г. сессия Синода РПЦЗ постановила наградить
грамотой Синода "за стояние в правде" плодотворно работающего с
"Памятью" ее капеллана - священника А.Аверьянова, а епископу Варнаве
Каннскому, тоже "Памяти" не чужому (он даже совершил вместе с Дмитрием
Васильевым автопробег по Садовому кольцу, проводя на площадях во время
остановок очищение Москвы от накопившейся "скверны"), поручить
управление приходами в России.

Сам Дмитрий Васильев открыто по адресу Московской Патриархии не
высказывался, однако не отвергал, молчаливо соглашаясь,и речи
упомянутого о.Алексея, призывавшего к суду над Патриархией и
объявлявшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II "верным
ленинцем, другом нью-йоркских масонов и агентом КГБ по кличке
Дроздов",жаловавшегося, что мэр Москвы Лужков не упускает случая
"натравить на "Память" Патриархию вкупе с ОМОНом.

Но летом 1993 г. внутренние притиворечия, подспудно вызревавшие внутри
"Памяти", вырвались наружу, приняв вид очередного скандала, и на этот
раз отмеченного активным участием представителей церкви.

В 1991 Г. Дмитрий Васильев стал ко всему прочему председателем
сельскохозяйственного кооператива "Теремок" ( получившего возле
Переяславля-Залесского в Кривушкино около 400 Га земли), превратившегося
в один из источников финансирования организации и ставшего одним из
предметов для разговоров о праве собственности на землю. Уже после I
Съезда народных депутатов СССР Васильев от имени НПФ "Память" подготовил
и направил М.С.Горбачеву телеграмму-обращение, в которой, в частности,
говорилось: "Земельные наделы должны быть переданы или проданы в
устойчивую собственность крестьянину с правом передачи по наследству без
дарения и продажи, дабы избежать спекуляции землей. Только право
собственности на землю, а не право лишь пользования землей способно
вернуть человека к земле..." Завершался этот пассаж цитатой из
П.А.Столыпина: "Нельзя создать правового государства, не имея прежде
независимого гражданина, а такой гражданин в России - крестьянин".

Несмотря на усилия местных властей в лице председателя райисполкома,
землю Васильев получил и отдавать ее не собирался. "Пулеметные гнезда
поставим, если надо", - отвечал он любопытствующим на вопрос о том, что
станет он делать, если власти земельку отобрать захотят. "Если я хозяин
земли, - говорил Васильев - я воспитываю ее как малое дитятко. Если я
получил сиротинушку, значит, я должен еще больше сил приложить для ее
воспитания, чтоб она стала членом моей семьи, чтоб рос не бурьян, а
хлебушек... Тогда я не буду отравлять ее всякой дрянью, руководствуясь
инструкциями ВАСХНИЛ, по которым из слона курицу выводят, из курицы
яйцо, чтобы из этого яйца получить крокодила" (продукция у Васильева,
говорят, экологически чистая). Сельский труд становится средством
"партийной" агитации. Так Дмитрий Дмитриевич неоднократно предлагал от
имени "Памяти" услуги по подъему сельского хозяйства, так журя нерадивых
хозяев: "А то ведь у нас такая ситуация: пока через вымя прямую кишку не
вытащат, корову будут насиловать до посинения".

Даже судьбоносный день 19 августа 1991 г. Васильев, по его словам,
встретил "за штурвалом комбайна - хлеб убирал", являя собой тот
положительный пример, о недостатке которых он часто говорит.
Положительный пример, хорошая музыка - вот основы патриотического
воспитания. Из музыки Васильев любит сочинения Вагнера, Чайковского,
народные песни и старые песни русских полков. "Я считаю это подлинной
красотой, - говорит он, - думаю, что именно эта часть музыкальной
культуры являет собой ту почву, на которой должны вырастать истинные
патриоты".

Дети Васильева, у него сын и дочь, получили неплохое эстетическое
воспитание. Сергей Дмитриевич Васильев по профессии художник, член НПФ
"Память", художественный редактор газеты "Память", дочь также активно
участвует в делах фронта.

У Дмитрия Васильева есть родные внуки, есть "ученики", и есть "кому
оставить дело": "Они отомстят за меня. Не приведи Господь разбудить гнев
моих внуков. Если мои ученики поднимутся, то берегитесь. Я воспитал
стольких, что вам и не приснится. Поэтому дело сегодня уже не во мне.
Зерна посеяны".